На фоне звезд и страха fb2

Dating > На фоне звезд и страха fb2

Download links: → На фоне звезд и страха fb2 → На фоне звезд и страха fb2

Закончила ЛГИТМиК в 1967году, работала в Ленинградском Доме художественной самодеятельности заведующей репертуарным отделом. Поездка ТЭК на лагпункт Ракпас. В Петербурге был поставлен спектакль по книге.

Я всегда удивлялся, откуда я что-то знаю о сценографии задники, занавесы? Откликаются бывшие узники ГУЛАГа, родственники репрессированных, Есть и такое письмо — Тамара Петкевич получила его в 7555-м году:. Вот завернул он длинным полукругом, Стал исчезать, поднявшись в снежной мгле. Он отсидел, она, кажется, тоже. В дикторской нерешительности мне померещилась весть о конце вождя. Известная грузинская актриса Тамара Цулукидзе, после выхода из лагеря сосланная в Красноярский край, работала птичницей в колхозе. На хозяйке вещи — Рванина одна. Я верю каждой фразе, каждому слову, которые написала Тамара Владиславовна в своей книжке, и думаешь: сколько пережила эта женщина! Оказавшись ТАМ, среди настолько измождённых людей, что не всегда можно было определить их пол, Тамара Петкевич «впервые почувствовала так близко Бога». Тамара Владиславовна Петкевич родилась в 1920 году, она старше меня на четверть века.

Читать книги онлайн, скачать книги txt Тамара Петкевич: Хотелось, чтобы родилось представление, когда отнимают молодость, отнимают жизнь, обобществляют эту жизнь, вас куда-то отправляют в барки. Пребывание в тюрьме на Шпалерной. Показательной жертвой стал спектакль «Мой белый город» - его обвинили в «прорумынских настроениях». Я помню своё раннее детство очень мрачным временем: мои частые тяжёлые болезни, нервозность мамы, напряжённость отца, наши две комнаты в коммунальной иркутской квартире с окнами на север, на которых зимой нарастало столько льда, что родителям приходилось осторожно снимать его раскалённым на электроплитке ножом.

Петкевич тамара владиславовна на фоне звезд и страха скачать epub - Тамаре Владиславовне Петкевич Доверья и света Безмерный поток — Непарный за это Носи сапожок. В чем их обвиняют, в чем?!

На фоне звезд и страха: Воспоминания. Любая встреча с такой личностью, как Тамара Петкевич, — это всегда серьезно. И всегда начинаешь нервничать, когда берешь что-то написанное ею в руки… И вот новый роман. «На фоне звезд и страха». И это после незабываемой книги «Жизнь — сапожок непарный». Что же с ней, Тамарой Петкевич, произошло потом, в той жизни, из которой я сам, даже мальчиком, помню многое? Это путь в театр. Бывший зэк, красивая женщина Тамара Петкевич входит в театр, где Шекспир, Островский… Она входит туда очень деликатно, с большим тактом, но поражает несоответствие той, лагерной ее жизни и этой, театральной… Как после лагерей можно войти в Островского?! Как после той жизни можно произносить реплики из Шиллера?! Как она может даже не играть, но хотя бы смотреть Гольдони?! Это непонятное чудо превращения написано очень сдержанно, взвешенно. Я помню старые весы в аптеках, Петкевич словно на этих весах… Она безукоризненно, выверенно, тихо-тихо ведет нас в тот театр, где и правда слова Шиллера означали слова Шиллера. Те зрители и актеры были из другого мира. Я происхожу из артистического двора, и очень многое стало мне понятно о моем дворе через эту книгу. Замирает сердце в той сцене, когда женщина, вернувшаяся из ада, хочет превратить убогое жилье в комнату… Потом смотришь на ее фотографию в какой-нибудь роли и думаешь: откуда у нее эта помада? Откуда эти молекулы пудры? Как они умудрялись выглядеть так красиво и так по-шиллеровски? Сколько я видел таких людей, вернувшихся из лагерей! Я дружил с ними на киностудии, но, к своему стыду, не хотел глубоко заглядывать в ту жизнь, не садился с ними на лестнице или под лестницей киностудии «Грузия-фильм» и не слушал их. Они были другими, даже ходили по-другому между прочим… О чем они думали? Мы их боялись, и теперь мне становится стыдно за свою молодость, когда Тамара Петкевич описывает этих великих, фантастических скромных, великих художников — киностудийцев Украины! Насколько мы были смешны для них в своей победной глупости и беготне! Хочется вернуться и извиниться перед ними… Я дружил с двумя великими зэковцами — Махарадзе и Мгалоблишвили, — и эта дружба остается для меня красивейшим эпизодом. Они были редакторами на киностудии, почему-то мне покровительствовали, и, когда обсуждался сценарий, они всегда умели ловко переводить разговоры на мелочи и недостатки, особенно на спорные написания слов. Все забывали, о чем сценарий, — и так проходил час из часа двадцати, отведенных на обсуждение, еще двадцать минут один из них объяснял, что надо вынуть один эпизод как правило, плохо написанный , — и все радостно разбегались на перерыв, потому что из столовой пахло луком и соусом… Я хорошо помню пару: Тинатин Виниашвили, одна из прекраснейших актрис Грузии, и Тихон фамилию не помню , который играл в оркестре — труба-геликон. Он отсидел, она, кажется, тоже. Я хорошо помню их большой абажур, открытое окно, ленивую спящую кошку — и две их тени… Тинатин тихо говорит, Тихон слушает, потом она что-то тихо говорит, заняв три четверти окна, а слушает он… Я знаю теперь, о чем они говорили, — о лагерях, кто где сидел, что с ними сейчас… Одной из их знакомых могла быть Тамара Петкевич. Постепенно, вместе с Тамарой Владиславовной, вы путешествуете по жизни… Дивный, красиво написанный, редчайший поцелуй на берегу моря и конец поцелуя… Мы видим тени очень интересных людей, мужчин и женщин, и фантастическую ее преданность персонажам из Одессы и Кишинева, и вечное возвращение к ним… С какого-то момента она и вы вместе с нею покидаете один мир и оказываетесь в другом, иногда довольно пошлом — театральном, зачуханном, миллион раз изображенном в кино и литературе, но это мир Тамары Петкевич — мир больших чувств, перепадов, полетов. Петкевич безукоризненно описывает время. Там туфельки, платья, речь, в которой узнается эпоха я уже не говорю о том, как написана драматургия жизни. Книге явно не хватает фотографий. Когда-нибудь она будет издана лучше, чем сейчас. Этой книге пойдет чуть желтоватая бумага, но рядом с дивной прозой я пустил бы много-много любительских фотографий. И тот, кто любит фотографии, поймет, насколько они точны даже по композиции потому что с каких-то пор мы — веселые, радостные — сами создавали композиции перед объективом, и они так же прекрасны, как народные четверостишия. Те, кто отсидел, и среди них Тамара Петкевич, были приговорены к невозможности жить в столицах… Воздух этой книги опять навевает воспоминания о том, что я знаю… Наш великий режиссер Васо Кушиташвили, зачем-то вернувшийся из Парижа в Грузию, работал в Кутаисском театре, но не имел права жить в Кутаиси и жил на железнодорожной станции Самтредия. А Евгений Лансере, сделавший около двадцати спектаклей в Кутаиси? Я всегда удивлялся, откуда я что-то знаю о сценографии задники, занавесы? Меня учили в Кутаиси спектакли Кушиташвили из Парижа и мирискуссника Лансере он сам рисовал декорации. Я прожил с этой книгой месяц, я экономил, не позволял себе «обжираться», читал долго. Если вы правда хотите заглянуть в поразительный, трагичный ХХ век во второй его половине, не спешите и медленно, как читали когда-то, прочтите книгу Петкевич. Ей очень идут теплые солнечные дни, какой-нибудь балкон и пятнистая тень….